Третий день из жизни Андрейки Крылова

Ровно в двенадцать часов ночи, когда, если верить сказкам, всегда что-нибудь случается, скрипнула дверь комнаты, в которой, намаявшись за день, спал Андрейка Крылов. Уснул он, так и не дождавшись отца.

Сестра-хозяйка, та самая женщина, что позвала Андрейку ужинать, повела его тогда сначала в душ, а потом в столовую. На стол Андрейке наставили столько разных кушаний, что он не знал, с какого начать. Да и блюда-то были все незнакомые. Длинная лапша называлась лагман. Потом Андрейка ел пельмени не пельмени, в общем что-то похожее на пельмени. Будто четыре маленьких пельменя прилепили к лепёшечке и все вместе сварили. Названия он не запомнил. Перед Андрейкой стояла полная тарелка больших красных и жёлтых помидоров, стакан простокваши и лежала половина арбуза. Все это один человек, даже очень голодный и проделавший дорогу с самого края света, всё равно съесть не мог. Может быть, втроём с Димкой и Алкой или с Рахимом и Душаном он бы ещё как-нибудь и управился, но один – нет. Андрейка не доел даже арбуз, хотя и старался. Жалко оставлять несъеденной такую редкую вещь.

Повариха все время заглядывала в окошко и приговаривала:

– Это надо же, столько малый натерпелся! Ты ешь, ешь. Никуда твой родитель не денется. Ты, главное, ешь, и всё образуется... Это надо же, а!

Под причитания тёти поварихи сон совсем сморил путешественника, и он пошёл за сестрой-хозяйкой. А повариха вслед говорила:

– Поспи, поспи. Утро вечера мудренее.

Сестра-хозяйка привела Андрейку в просторную комнату и сказала, что здесь он теперь будет жить со своим отцом.

Окно в комнате было открыто настежь, но затянуто тонкой сеткой. Все окно с улицы закрывали листья какого-то растения.

На тумбочке стояла ваза с виноградом, но Андрейке уже не хотелось даже винограда. Постель ему приготовили на диване, и, как только сестра-хозяйка вышла, Андрейка, не потушив света, лёг.

В его голове поплыли Душан и Рахим, девочка Лена, папа, бегущий к калитке аэропорта в Алма-Ате, и почему-то Алкины кошки. И Андрейка уснул.

Проснулся он в полночь, когда скрипнула дверь. Это вошёл папа.

– Сыночек, – сказал он, – ну наконец-то ты нашёлся! А я искал тебя по всему аэропорту. И милицию, и дружинников на ноги подняли. Хорошо, что приехали из Дома творчества и сказали, что ты здесь... Ну, ты спи, спи. Завтра наговоримся.

Папа раскрыл чемодан, достал мыло и, уходя умываться, сказал:

– Сейчас мы с тобой как уснём! Будем спать часов до десяти. И на завтрак не встанем.

– Не встанем, – согласился Андрейка. – Я на неделю наелся.

Когда папа вернулся и лёг спать, Андрейка не слышал. Проснулся он от какого-то непонятного беспокойства. Он открыл глаза. В темноте слышалось ровное дыхание отца. Всё было спокойно, и вдруг Андрейка услышал, как кто-то шуршит бумагами в папином чемодане. В комнате, во всём доме, за окном на улице стояла тишина, а в чемодане, у самого окна, кто-то шуршал и шуршал. «Мыши», – подумал было Андрейка и нарочно, чтобы напугать мышей, кашлянул. Шорох не прекращался. Андрейка осторожно приподнялся и посмотрел на чемодан. Он разглядел, что крышка его откинута, сверху белеет не то полотенце, не то газета. Андрейка перебрался с кровати на стул и быстро захлопнул крышку. Шорох прекратился, но только Андрейка забрался под одеяло, как опять кто-то зашуршал бумагами в чемодане.

«А вдруг это змея!» – подумал Андрейка и похолодел. Шорох продолжался. Андрейка залез с головой под одеяло и затих.

«Пусть змея, – решил он. – Все равно она из чемодана не вылезет. Буду спать». Но сон не приходил. Мальчик осторожно, чтобы не скрипнула кровать, переворачивался с боку на бок, считал до ста, а заснуть не мог. А шорох то затихал на несколько минут, то раздавался опять. «И надо же было нам с папой лететь девять тысяч километров, – подумал Андрейка, – чтобы к нам в чемодан заползла змея».

– Папа, – позвал он вполголоса. – Папа, проснись!

– Ты что, Андрейка? – приподнялся на локте отец.

– Папа, у тебя в чемодане кто-то ворочается и шуршит бумагой.

– Ну кто там может шуршать? – ответил отец, однако и он прислушался и через некоторое время ясно услышал шорох.

– Папа, там змея, – сказал Андрейка. – Она там лазила, а я захлопнул крышку.

Отец включил свет. Шорох прекратился.

– Нет, Андрейка, не может быть, чтобы именно к нам в комнату заползла змея, – сказал папа, но уверенности в его голосе не было.

Отец посидел немного на кровати, а потом встал и направился к чемодану. Опять послышался шорох, а потом такой звук, будто кто-то отряхивается. Папа заглянул в окно и облегчённо вздохнул.

– Иди сюда, – позвал он Андрейку.

– А змея?

– Иди, не бойся.

Андрейка слез с дивана. Прохладный пол приятно холодил ноги. Но ведь змея могла выскользнуть из-под крышки чемодана и цапнуть за босую пятку.

– Шагай смелее, – заметив нерешительность сына, позвал отец. – Ну-ка, посмотри за окно...

На улице сквозь крупные резные листья, почти совсем закрывавшие окно, алел рассвет. Между листьями, тяжело свешиваясь книзу, висели большие грозди винограда.

– Виноград, – шепнул Андрейка и покосился на чемодан. Он стоял у самых его ног.

– Нет, ты вниз посмотри.

Андрейка посмотрел на землю и увидел на опавших листьях виноградника – кого бы вы думали? – Тузика. Услышав разговор, Тузик приподнялся, завилял хвостом, и послышался шорох сухих листьев.

– Видишь, кто не даёт нам спать! Это он ворочается и шуршит листьями. Давай быстрее в постель. Будем досыпать.

Собственное Андрейкино дерево

Проснулись путешественники оттого, что по коридору послышались шаги и женский голос прокричал: «На завтрак!» Потом шаги приблизились к их двери, раздался стук, и тот же голос опять сказал: «На завтрак».

Папа взглянул на часы.

– Хорошенькое дело, – сказал он. – У нас в Николаевске уже половина второго. Час тридцать дня.

– А сколько здесь?

– Половина девятого. Подъём, Андрейка. Неудобно в первый день опаздывать.

И все-таки они опоздали. Пока Андрейка умывался, а папа брился, пока они одевались, все, кто жил в Доме творчества, успели позавтракать. Зря Андрейка старательно мылся, никто не увидел, какой он чистый. В столовой был только уже знакомый Андрейке спортивный журналист Кузнецов. Он заворачивал в бумажную салфетку кости для Тузика.

– А, – воскликнул он, – Андрейка-путешественник! Физкульт-привет! – и ушёл.

Зато тётя повариха обрадовалась Андрейке.

– Выспался, – сказала она. – Вот и хорошо, утро вечера всегда мудренее. Вишь, и щёки румяные, и глазки блестят. А вчера-то, господи, заявился истомлённый да серый весь. – И она тут же принялась отчитывать папу за то, что он потерял сына.

После завтрака папа с Андрейкой вышли на веранду и сели в тени в плетёные кресла. Тень падала от кроны высокого раскидистого дерева.

– Пап, смотри, – показал Андрейка, – жёлуди.

На земле лежали действительно похожие на желуди темно-коричневые орехи. Рядом с ними валялась зелёная кожура.

– Нет, сын, это каштаны. А вон там грецкий орех.

За клумбой с цветущими белыми розами поднималось ещё одно дерево, увешанное зелеными шариками.

– Зелёные? – удивился Андрейка.

– Это у них такая кожура, как и у каштанов.

– А это что такое? – показал Андрейка на растение с огромными, длиной, наверно, с метр, листьями.

– Вот уж не знаю, – подумав, ответил отец. – Спросим потом у кого-нибудь.

Они посидели еще немного, разглядывая незнакомые растения, и отец сказал:

– Ну, ладно, Андрейка. Распорядок у нас будет такой. С утра до обеда я буду работать, а ты свободен. Осматривайся тут, осваивайся, только далеко не уходи. А я пойду, сяду за рукопись.

Папа ушёл, и Андрейка остался один. Слева от него тянулась глиняная стена. «Дувал», – вспомнил Андрейка её название. Возле дувала росли могучие старые липы. Мимо, обмывая их корни, бежал неглубокий арык. Прямо перед Андрейкой, за цветущими розами и двумя неизвестными растениями с широкими листьями, поднималось ореховое дерево, а за ним ещё деревья. Мальчик пригляделся хорошенько и увидел, что это даже не несколько деревьев, а одно. От толстого ствола внизу отходили огромные ветви. Каждая из них толщиной в целое бревно. Густая листва дерева бросала на землю чёрную тень. За этим деревом виднелись железные ворота, через которые ночью перелезал он с Рахимом и Душаном.

 «Пойду посмотрю, что там, за воротами», – решил Андрейка. Он направился к воротам и увидел маленький мостик. Ночью он его не заметил. Под мостиком по арыку стремительно бежала прозрачная вода. Тут же, рядом с мостиком, над арыком был сделан помост. На нём расстелен ковёр, а на ковре стояли чайники и чашки, такие же, как и в чайхане. «Хорошо, наверно, полежать на этом ковре», – подумал Андрейка. Он хотел пойти и поваляться на этой лежанке, но не решился. Вдруг кто-нибудь скажет, что нельзя.

Потоптавшись над арыком на мостике и вдоволь насмотревшись на его стремительную прозрачную воду, Андрейка пошёл к воротам. С одной стороны дорожки росли невысокие деревья, а на них созревали большие желтоватые фрукты. «Может, это груши? – раздумывал Андрейка. – Нет, вроде не груши, не походят». С другой стороны дорожки вились по проволоке розы. Такого Андрейка ещё не видел. В Николаевске розы росли на окнах, в горшках, и были невысокими. А эти поднимались выше Андрейкиной головы. Интересно!

Тут мальчик увидел человека. Он вышел из-за цветущих кустов. Одет он был в полосатый халат. На голове красовалась, как и у многих здесь, тюбетейка. В руках держал шланг. Сначала он не заметил незнакомого мальчика и принялся поливать дорожку. Потом обернулся, и Андрейка увидел его сердитые усы, а человек увидел Андрейку. Андрейка немного испугался, но строгие усы у человека смешно шевельнулись, а возле глаз собрались весёлые морщинки. И сразу стало видно, что это очень добрый человек.

– А, – сказал человек, – это ты прилетел с далёкого востока?

Андрейка закивал головой.

Человек положил на землю шланг и коричневыми пальцами поманил к себе Андрейку. Когда Андрейка, еще не очень решительно, подошёл, человек нагнулся и спросил:

– Скажи, пожалуйста, у вас правда не растут персики, а?

– Не растут, – подтвердил Андрейка. – Зато у нас ловят вот такую большую рыбу, – и Андрейка широко раскинул руки.

Человек причмокнул губами и вздохнул. По всему было видно, что ему очень жаль людей, которые живут в таком месте, где не растут персики. – А виноград растёт? Скажи, пожалуйста?

Теперь вздохнул Андрейка. Виноград в Николаевске тоже не рос. Правда, где-то в лесу, недалеко от Хабаровска, рос дикий виноград. Когда папа был маленький, он ездил со своими друзьями за этим виноградом, но сам папа говорил, что это очень кислый виноград.

Человек опять причмокнул губами и покачал головой:

– А теперь пошли-ка, я тебе что-то покажу.

Ходил человек сутулясь и широко расставляя колени. Даже Андрейка видел, что это очень пожилой человек. Пожилой-то пожилой, но, чтобы не отстать от него, Андрейке пришлось прибавить шаг. Человек шёл и все время что-то приговаривал по-своему, по-узбекски. Если бы Андрейка понимал хоть немного узбекский язык, он бы услышал, что человек сам себе говорит про него: «Какой бледный, совсем не загорел, или у них там не бывает лета?.. Ай-ай, – приговаривал он опять, – такой большой мальчик и ни разу не ел персики...»

– Смотри, – показал он вдруг, – здесь у нас растёт виноград. Хороший виноград.

– Ялдаш-ака! – окликнули человека откуда-то из-за виноградника. – Вода плохо идет в бассейн!

– Сейчас пустим, – отозвался человек, сошёл с дорожки и раскидал кирпичи, перегородившие арык.

– Пошла, Ялдаш-ака! Хорошо идёт, спасибо!

Андрейка подумал, что это кто-то баловался и завалил канавку, по которой вода бежит в бассейн. На самом же деле еще рано утром сам Ялдаш-ака набросал сюда камней, чтобы вода текла не в бассейн, а в сад. Теперь сад напился и можно было пустить воду в бассейн.

– Пошли дальше, – позвал Ялдаш-ака Андрейку и стал рассказывать про воду.

И Андрейка узнал, что, если бы не арыки, здесь, в Узбекистане, лежала бы раскалённая пустыня. И деревья, и сады, и хлопчатник – всё высохло бы от солнца. А люди с далеких гор провели арыки. Они бегут на все поля, во все сады, к каждой клумбе цветов и несут растениям воду. День и ночь журчат арыки: надо напоить хлопчатник – на поле пускают воду из арыка; надо влаги виноградникам – пожалуйста, нужно только пустить воду из арыка.

 Мимо яблонь с зелёными еще яблоками дорожка вывела на бахчу, где грелись на солнце полосатые арбузы и продолговатые дыни. Здесь уже не было тени, и с неба, и от нагретой земли плыл зной. Андрейка заморился, а Ялдаш-ака вышагивал впереди, широко расставляя коленки, будто ногами, как циркулем, мерил поле.

 Наконец показались какие-то деревья. Они росли далеко друг от друга, зато под каждым лежало неровное пятно тени.

– Сейчас придём. Вот это айва, там у нас, у ворот, растёт такая же, а это персики, – сообщил Ялдаш-ака и, посмотрев на Андрейку, погладил свои усы. – Ты и айву, наверно, не кушал?

– Не кушал, – подтвердил Андрейка.

 Старый и малый шли мимо персиковых деревьев. Андрейка старался идти так, чтобы подольше находиться в тени. Ему уже давно хотелось пить, и он собирался спросить Ялдаш-аку, нет ли здесь где-нибудь колодца?

 В самом углу сада Ялдаш-ака остановился под деревом, ветви его гнулись от персиков. Персики валялись и под ним, на земле, некоторые, упав, расплющились. «Вот бы Ялдаш-ака разрешил мне съесть персик», – подумал Андрейка. А Ялдаш-ака сказал:

– Вот, мальчик, это дерево будет твоё. Ходи, пожалуйста, кушай. Хочешь – товарищей угощай, хочешь – сам кушай. Без тебя здесь никто рвать не будет.

 Андрейка смотрел на дерево, на рассыпанные вокруг него фрукты и не верил глазам. А Ялдаш-ака поглаживал усы и говорил:

– Мы, когда узнали, что к нам едет мальчик с самого далёкого востока, сразу решили оставить ему одно дерево. Всем сказали: с других деревьев можно брать персики, с этого нельзя. Видишь, все персики целые, кушай, пожалуйста.

 – И вы кушайте, – пригласил Андрейка.

Ялдаш-ака набрал в полу халата персиков, отнес их к арыку, помыл и вернулся к Андрейке. Он сложил ноги калачиком и опустился на землю. Рядом на корточках примостился Андрейка.

– А правда, что у вас лето такое маленькое, а зима вот такая большая? – неожиданно спросил Ялдаш-ака и показал руками, какое, по его мнению, маленькое лето на Дальнем Востоке и какая большущая зима.

– Зима у нас длинная, – согласился Андрейка, – зато и лето большое.

 Ялдаш-ака недоверчиво посмотрел на него, склонив голову набок, и опять спросил:

– Ты скажи, пожалуйста, а какие месяцы у вас тёплые?

– Ну, май, – стал загибать Андрейка пальцы.– Нет, май не совсем теплый, в мае даже снег бывает. Зато июнь, июль и август – тепло-претепло.

– Мало, – сказал Ялдаш-ака по-русски и что-то потихонечку забормотал по-узбекски.

Но они не только разговаривали, они и ели персики. Знали бы вы, какие это были персики! Они целиком, кроме косточки, конечно, состояли из удивительно ароматного и вкусного сока. Они были прохладными. Они были... в общем, это были узбекские персики.

Тузик хочет дыню

– Салют путешественнику! – услышал Андрейка голос, когда возвращался с Ялдаш-акой из сада.

Андрейка обернулся, хотя он совсем не думал, что это кричат ему. Но тут тявкнула собака, и Андрейка увидел за виноградником Юрия Кузнецова. Он обтирался полотенцем и приглашал:

– Иди сюда, здесь бассейн, будем купаться.

– Иди, иди, мальчик, – сказал Ялдаш-ака, – а я пойду готовить плов. Разве повар сварит такой плов, какой готовит Ялдаш-ака? Никогда не сварит. Вот придёт воскресенье, мы с тобой вместе сварим плов. На всех сварим...

К бассейну вела узенькая, покрытая асфальтом дорожка. А над ней по изогнутым проволочным прутьям вились виноградные лозы. На самой первой свешивались грозди крупного, как сливы, винограда. На второй виноградины были продолговатые, а на третьей – круглые, чёрно-синие. Каждую новую арку обвивал новый сорт винограда. Андрейка так загляделся, что даже споткнулся на ровном месте...

Юрий Кузнецов заметил, что Андрейка во все глаза смотрит на виноград, и сказал:

– Ну, что ты на него смотришь? Виноград растёт для того, чтобы его ели. Выбирай самую красивую кисть и срывай.

 Андрейке очень хотелось самому сорвать кисть винограда, но было как-то неудобно. Только приехал – и на тебе, рвёт виноград, распоряжается тут, как дома.

– Спасибо, – отказался он, – я не хочу. Андрейка думал, что дядя Кузнецов скажет ему:

«Да чего там, рви» или ещё что-нибудь такое. Но вместо этого он сказал:

– Ну, тогда раздевайся. Будем купаться. Ты плавать-то умеешь?

Еще бы! Человек приехал с Амура и не умеет плавать! Андрейка быстренько разделся и сел, свесив ноги в бассейн. Бассейн был небольшой. Наверно, чуть побольше классной комнаты второго Андрейкиного класса. В него сквозь проволочную сетку все время лилась и лилась вода из арыка.

Юрий Кузнецов встал на стенку бассейна, вскинул руки и нырнул. Вынырнул он в другом конце бассейна и сказал:

– Смелей, здесь неглубоко!

 Тогда нырнул и Андрейка. Вода была холодная, как в Амуре. И это было очень приятно в такой вот жаркий день.

Потом они, Андрейка и дядя Юрий Кузнецов, лежали у бассейна, загорали и наконец-то ели виноград, обрывая по ягодке с большой кисти. Андрейка рассказывал про свой Николаевск. И потому, что ему очень хотелось, чтобы Димка и Алка увидели и арыки, и виноградники, и дыни, он рассказывал и о них – своих друзьях. И про то, как бы они, Митя и Алка, удивились и ахнули, увидев дыни, такие, какие он видел, когда ходил по участку с Ялдаш-акой. А Тузик лежал под плетеным стулом и вилял хвостом.

– Понимаешь, – вдруг сказал Юрий Кузнецов, – а ведь Тузик хочет дыню!

– Почему? – спросил Андрейка.

– О, это очень хитрый пес. Видишь, как он вертит хвостом – влево и вправо, влево и вправо. Это он по-своему, по-собачьи говорит: «Ну чего вы тут сидите? Ведь можно пойти и разрезать хорошую спелую дыню!» У тебя, случайно, нет ножика?

Ножичек у Андрейки был.

– Превосходный нож, – оценил Юрий Кузнецов. – Будто специально сделан, чтобы резать дыни. Пошли.

И они зашлепали босыми ногами по уже знакомой дорожке, по которой Андрейка ходил с Ялдаш-акой. Потом они свернули в сторону и увидели человека. Он сидел на земле, разрезал помидоры на пластики, а пластики раскладывал на брезенте.

– Зачем это он? – удивился Андрейка.

– Сушит на зиму.

«Зря!» – подумал Андрейка. Он бы никогда не стал портить хорошие спелые помидоры.

 За рясными рядами помидоров росли дыни.

– Ну, какая на тебя смотрит? – спросил Юрий Кузнецов.

 На Андрейку смотрела важная и толстая, как хрюшка, дыня, и он показал на неё.

Дядя Кузнецов приподнял дыню, зелёный хвостик у неё отвалился.

– Хорошая! Знаешь, как выбирают дыню? Это вообще-то секрет, но я тебе скажу. Выбери дыню и приподними, и если стебель сам отвалится – значит, дыня созрела. Видишь, у нашей отвалился хвостик. Ну, теперь пойдём обратно.

 У бассейна уже собрался народ. Кто плавал, кто загорал, а кто сидел в тени.

– Внимание! – сказал Юрий Кузнецов. – Вот какую дыню выбрал Андрей-путешественник. Как мы с ней поступим?

Дыню единогласно решено было съесть. В этом серьёзном деле помог Андрейкин ножичек, старательно отточенный Димкой. Вот уж никогда не думал Димка, для какого сладкого дела пригодится его нож. Ножичком разрезали дыню на куски и один большой, похожий на полумесяц, вручили Андрейке.

– А Тузику? – спросил Андрейка.

– Он уже расхотел, – ответил дядя Юрий Кузнецов. – Видишь, он виляет хвостом в другую сторону.

 Потом пришёл папа. Ему тоже достался большой кусок дыни.

Папа познакомился со всеми, кто сидел у бассейна. Посидел на солнышке, а потом спросил:

– А где же у вас комары?

Оказалось, что комары здесь почти не водятся.

– Скучно нам будет без комаров, – сказал папа. – Но зато у вас много змей и тарантулов.

Но выяснилось, что змеи встречаются, но не так уж часто, а тарантула здесь, у города, встретить так же трудно, как, например, зайца посредине городской улицы.

Папа с Андрейкой переглянулись, вспомнив свои ночные страхи, но говорить о них не стали. Должны же быть у людей какие-нибудь тайны!

 А потом все пошли в столовую. Опять из окошка выглядывала тётя повар и посылала специально для Андрейки всякие вкусные блюда. Но самым печальным за обедом было то, что на третье подали опять дыню. Андрейка съел один кусочек, тоненький, как молодой месяц, и больше не мог. И он опять пожалел, что здесь нет Димки или Алки.

К Андрейке пришли гости

После обеда Андрейка с папой собрались идти к бассейну.

– Будем загорать, – сказал папа. – Станем чёрными, как негры. Пусть мама нас не узнает!

 Однако в бассейн сходить не удалось. Только они вышли на улицу, как Андрейку окликнул Ялдаш-ака:

– Мальчик! Там к тебе пришли гости.

 «Какие гости?» – подумал Андрейка. Отец тоже удивился: только прилетели – и уже гости.

– А где они? – спросил папа.

– Там, за воротами, – показал старик.

– Может, не к нам?

– К нему, к нему! Говорят, к мальчику с далёкого востока.

– Интересно, – еще больше удивился папа. – А ну-ка, пойдем посмотрим.

А за воротами, на скамеечке у арыка, улыбались Рахим и Душан. За ними держал белого ослика за повод ещё какой-то мальчик.

– Андрей! – закричали Рахим и Душан. – Иди скорее, будем кататься!

Андрейка побежал к приятелям. Следом за ворота вышел и папа. Оказалось, что Рахим и Душан приехали из города специально, чтобы проведать Андрейку. Когда они вылезли из автобуса, то увидели мальчика, который трусил на ослике. Они рассказали ему про Андрейку и уговорили пойти с ними.

– Человек никогда не ездил на ишаке. Понимаешь? – сказал Рахим.

 Паренек согласился, и вот они здесь.

Хозяин ослика любил улыбаться, но оказался неразговорчивым. Скажет слово – и доволен.

– Садись! – пригласил он Андрейку.

 Конечно, сразу взбираться на ослика было страшновато. Ослик не ездовая собака, и кто его знает, о чём он стоит и думает. Но Андрейка колебался совсем недолго. Он только обошёл ослика со всех сторон и спросил:

– А он выдержит?

– Садись, не бойся, – подбодрил его Душан, а мальчик, хозяин ослика, только улыбался.

Тогда Андрейка забрался ослику на спину.

– Поехали, – сказал хозяин ослика и потянул его за повод.

 Ослик засеменил ногами и пошел.

 Сидеть на нём было не очень удобно. Наверно, с непривычки. Зато очень интересно. «Цок-цок» – цокали копыта по асфальту. Сверху палило солнце, а рядом шагали Душан и Рахим.

– Хороший ишак, – хвалили они, – совсем не упрямый.

 Потом прокатился Душан, за ним на ослика взобрался Рахим. Мальчики предложили прокатиться папе, но он отказался:

– Задавлю еще...

– Ну да, не задавите, – заявил Душан. – Он крепкий. Он может увезти целую гору хлопка.

Когда кататься надоело, все уселись на скамейке и смотрели на хлопковое поле. А оно простиралось до самой шоссейной дороги, которая пыльной полосой угадывалась вдали, за узкими высокими тополями.

 Хлопчатник рос ровными рядами. Вышиной он был по грудь Андрейке. На некоторых кустах что-то белело, словно цветы. Андрейка так и подумал и воскликнул:

– Какие большие белые цветы!

– Это не цветы. Это и есть хлопок, – сказал Рахим. – Пойдём посмотрим.

 И мальчики и папа пошли между рядов. И правда, то, что Андрейка принял за цветы, оказалось распустившимися коробочками хлопчатника.

– Как вата, – пощупал Андрейка белый, похожий на цветок, пушистый комочек.

– Правильно, – подтвердил Рахим. – Вата и есть... Скоро сюда придут колхозники и будут собирать эти коробочки. А из них уже сделают и пряжу и вату.

– Там в середине семена, – показал Душан. – А из этих семян выдавят хлопковое масло.

– Вот он какой у нас, хлопок! – поглаживая белую шапочку хлопчатника, произнёс мальчик, хозяин ослика.

– Сорви на память, – сказал Рахим, – Покажешь дома,

– А можно?

– Одну веточку можно. Давай выберем получше. – Душан отломал веточку, на которой красовались сразу три распустившиеся коробочки. – Вот, вези на Амур.

– Ребята, – вспомнил вдруг Андрейка про своё персиковое дерево. – Пойдёмте, я вас чем-то угощу,

– Чем ты угостишь? – удивился папа.

– Персиками!

– Да откуда у тебя персики? – Папа ещё не знал про Андрейкино дерево.

Когда Андрейка ответил, что у него есть собственное дерево и подарил его ему Ялдаш-ака, папа опять недоуменно пожал плечами. Пришлось и папе и ребятам рассказывать про утреннюю прогулку с Ялдаш-акой.

– Тогда пошли, – решился папа.

 Ослика договорились взять с собой. Андрейка опять уселся на него и поехал по двору через мостик над арыком, мимо клумб с розами.

– Банановое дерево, – показал Рахим на растение с широкими листьями.

– Андрейка, ведь это и правда бананы. А мы с тобой утром гадали – что, мол, это такое! – воскликнул папа.

 У виноградника увидели Ялдаш-аку.

– Ялдаш-ака! – крикнул Андрейка. •– Можно мы с ребятами пойдём к моему дереву?

– Какой непонятливый! – покачал головой Ялдаш-ака и даже смешно подул на свои усы. – Я же сказал – дерево оставили тебе. Кушай, пожалуйста.

Вдоль дорожки на пригнувшихся от тяжести ветвях висели еще зелёные яблоки. Потом пошли грядки с помидорами, а вон и бахча с дынями и арбузами. Солнце палило совсем по-африкански. Оно жгло спину сквозь рубашку. И когда добрались до Андрейкиного дерева, все разомлели от жары, только ослик весело перебирал ногами и вез своего седока, Андрейку Крылова.

Уселись на редкой травке в тени под персиковым деревом. Душан и Рахим набрали персиков, помыли их в арыке, и началось пиршество.

Папа посидел немного с ребятами и ушел. Зато ни Андрейке, ни его новым друзьям уходить не хотелось. Андрейке потому, что здесь было много персиков и все, как на подбор, спелые, сочные, сладкие. А ребятам было интересно слушать рассказы Андрейки про неведомые края, из которых он прилетел. И Андрейка рассказывал про пушистый и белый, как хлопок, снег, про пургу и про морозы, про снежные сугробы, с которых так весело кататься на санках и на лыжах. Пришлось рассказать и про нивхских ездовых собак, ведь Андрейка катался на нартах. Рассказывал Андрейка про свой далёкий край, про то, как идёт по Амуру кета, и таким интересным и родным он ему казался, что даже в горле немного щемило.

А могучий и широкий Амур! Разве можно было не вспомнить про его тёмные волны, про пароходы и рыбалку на дебаркадере! У Андрейки дома ведь осталась очень хорошая удочка с двумя крючками. На неё сразу можно поймать двух косаток!

– Ух, – сказал наконец Рахим. – Вот бы мне покататься на санках и на лыжах да поудить рыбу! Да море увидеть. А ещё бы на пароходе проплыть! Я, как вырасту, обязательно побываю у вас, на Дальнем Востоке.

– И я! – воскликнул Душан.

А мальчик, хозяин ослика, ничего не сказал, но он так улыбнулся, что без слов стало ясно, что и он решил съездить в далёкий Андрейкин край.

Но время катилось к вечеру, и ребятам надо было возвращаться домой. Андрейка пошёл провожать своих новых друзей до самой шоссейной дороги, до того памятного места, где вчера ночью он, Рахим и Душан вылезли из автобуса.

Сейчас даже не верилось, что вчера здесь страшно было идти. Ослепительно сияло солнце. По-прежнему, не останавливаясь ни на минуту, по обеим сторонам дороги бежали арыки. За ними простирались вдаль поля хлопчатника. В арыки с дорожки никто не прыгал, как это было ночью. Да и ночью-то, как оказалось, шуршали травой и шлепались в воду не змеи и ядовитые тарантулы, а самые обыкновенные лягушки.

На этот раз на ослике ехал Душан, а Рахим и Андрейка шли за ним.

– Понимаешь, Рахим, – вдруг вспомнив, сказал Андрейка. – У меня дома остался товарищ, Димка. Он просил узнать, как тут у вас, страшно было во время землетрясения?

 Хороший был парень Рахим. Другой, может быть, начал бы хвастаться, сказал бы, что совсем не страшно. Или бы принялся уверять, что все другие мальчишки боялись, а он один нет. Но Рахим помолчал и сказал:

– Конечно, страшно. Только знаешь, что у нас в городе говорили? Говорили: «Трясёмся, а не сдаёмся!..» – Больше Рахим про землетрясение ничего говорить не стал.

Тут спокойный и даже, казалось, немного сонный ослик ни с того ни с сего вдруг взбрыкнул задними ногами, и бедный Душан свалился с него, да ещё хорошо, что на обочину дороги, а не в арык.

– Хочет домой, – зная характер своего ишака, сказал его хозяин. – Нам сюда. – И он показал на тропинку.

– Ну, ладно, – заговорили ребята. – Поезжай!

– Не ушибся? – спросил потиравшего коленку Душана мальчик.

– Нет, – ответил Душан. – Я уже падал и с дувала и с яблони, а теперь вот свалился с ишака.

– Спасибо, – поблагодарил Андрейка мальчика. – Тебя как зовут?

И тут выяснилось, что фамилия мальчика Сабиров. Рахим принялся осторожно выпытывать и узнал, что старший брат мальчика работает в милиции. Мальчишки понимающе переглянулись и промолчали,

– Ты ко мне приезжай, – сказал мальчику Андрейка. – Я тебе покажу компас.

– Приеду, – кивнул мальчик. – И неожиданно разговорился. – Мы с тобой сходим в наш колхозный сад. Посмотришь, сколько там винограду. Можно целый день ходить – и все виноград и виноград.

Мальчик шлёпнул пятками ослика и затрусил через хлопковое поле к своему дому.

 А над шоссейной дорогой, хотя уже был вечер, плыл зной.

– Как в Африке жжётся, – пожаловался Андрейка.

– Почему как в Африке? – поправил его Рахим. – Совсем как в Узбекистане.

Скрываясь от жары, они присели в тени дувала.

– Сюда – в Ташкент, – показал Душан, – а сюда – в Чирчик.

– А что такое Чирчик? – спросил Андрейка.

– О, – ответил Рахим, – это новый большой и красивый город. Там живут химики. Мы потом все трое туда съездим.

Тут подкатил автобус, и Рахим с Душаном уехали.

Когда Андрейка возвращался домой, потому что теперь его домом был Дом творчества, с хлопкового поля ему навстречу вышли женщины. Наверно, это колхозницы шли с работы.

– Ты откуда такой беленький? – совсем как тётя повариха спросила одна.

Андрейка хотел сказать, что он из Николаевска. Но сразу вспомнил длинную дорогу от своего города до этих мест. Вспомнил и с сожалением понял, что таких городов, как его родной Николаевск, на советской земле много, даже очень много. А раз так, то не все люди должны знать, что есть такой город Николаевск. Ведь не знал же Андрейка, что есть на земле город Чирчик, в сторону которого бежит так много машин и автобусов. И Андрейка сказал:

– Я приехал с Амура, – ведь реку Амур должны знать все.

Женщины заохали и закачали головами:

– А мы видим, что не наш. Совсем не загорел. Ну, ничего, наше солнышко тебя подрумянит.

Письмо

 

Ночью оба Крыловых, старший и младший, работали. Папа что-то зачёркивал в своей перепечатанной на машинке рукописи, а потом мелкими, совсем неразборчивыми буквами вписывал туда новые слова. И от этого чистые аккуратные страницы становились похожими на замарашек. Андрейка сочинял письмо в родной город, своему лучшему другу Димке.

Можно было, конечно, написать сразу Димке и Алке. Но, во-первых, Алка не просила, чтобы он написал ей письмо. Во-вторых, девочке как-то неудобно писать письма. Получив такое письмо, Алка, ясно же, как ошалелая, будет носиться по двору и показывать его каждому встречному и поперечному. Показывать и говорить: «А мне Андрюша прислал письмо!» А в-третьих, в письме должен был состояться мужской разговор. А чтобы Алка не обиделась, в конце письма можно написать: «Передавай привет Алке».

Начало письма у Андрейки получилось быстро. Это было неплохое начало, хотя и короткое. «Здравствуй, Дима!» – вывел Андрейка и поставил восклицательный знак. Дальше писалось уже потруднее. Андрейка долго сидел и смотрел в окно, за которым в ночной темноте шелестели виноградные листья, а сквозь них в одном месте мерцали две яркие звезды. Хотелось написать и про дальнюю дорогу и про то, как видно землю с самолёта. Хотелось рассказать про облака, которые бегут под самолётом внизу, а не сверху, как все люди привыкли видеть их с земли. Надо было написать и про то, как папа отстал, а Андрейка полетел один, и как он потом с Рахимом и Душаном добирался до Дома творчества. Все это Димке было бы очень интересно. Но за один раз всё не опишешь.

 Папа, когда дома у него что-то не получалось в его рукописи, вставал из-за стола и ходил по комнате, а потом возвращался к столу и писал. Андрейка тоже встал и, заложив руки за спину, прошёлся по комнате, и тут он решил, что начнёт сразу с того, что живёт он сейчас в Ташкенте. Он сел на свой стул и написал: «Живу я сейчас в Ташкенте. Здесь, Димка, очень хорошо. Здесь, знаешь, кругом вместо речек прорыты такие каналы и называют их арыками. Не было бы арыков – все бы засохло. Так мне сказал Ялдаш-ака...»

А уж дальше письмо пошло само собой.

Андрейка написал, что такое дувал. Как растёт хлопок и сколько здесь много винограда, арбузов, дынь и других фруктов. Написал он и о своём персиковом дереве, а в скобках добавил: «Эх, были бы вы здесь с Алкой, вот уж мы поели бы персиков!»

А заканчивалось письмо так:

«Знаешь, Дима, мы тебя с Алкой хотели обмануть, когда сказали, что еду я в Африку. Ты не сердись, это была просто такая шутка, и всё. Зачем обманывать – ведь здесь очень интересно и совсем не хуже, чем в Африке. Может быть, даже интереснее. Я, когда вырасту, поезжу сначала по своей стране. Ведь у нас есть и свои горы, и свои дремучие леса. Есть жаркие и холодные места. Даже пустыни есть не хуже Сахары. А лучше мы будем ездить вместе с тобой. Вот когда всё объездим у себя, поедем тогда куда-нибудь в Африку или в Индию. И когда они там спросят, откуда мы приехали, мы скажем – из Советского Союза! Потому что не обязательно все люди на земле должны знать, что есть такой город – Николаевск-на-Амуре, а уж Советский Союз все знают».

В конце письма шли приветы. Особый – Алке, а потом всем, кого Андрейка вспомнил, и даже прабабушке Феди Сидорова. Ей, наверно, тоже будет приятно получить привет из Ташкента.

 Подписался Андрейка внизу, под письмом, не очень красиво, потому что за день устал и глаза у него совсем слипались. Ведь было уже поздно. Даже по ташкентскому времени часы показывали девять часов, а в Николаевске наступало уже утро.

Полив вечером свои и Андрейкины цветы, давно спала Алка Косицина. И, возможно, если она правда умеет заказывать сны, видела во сне какую-нибудь сказку. Спал, набегавшись за день, Димка, а на стуле возле кровати лежали его связанные верёвочкой очки. Завтра, по ташкентскому, конечно, времени, к нему улетит Андрейкино письмо. И Андрейка потёр кулаком глаза и тоже лёг спать. Потому что утром для него, как и для нас с вами, начнётся новый, очень интересный день.